О Туркестане
Товарищи некоторые обижаются и возмущаются, когда начинаешь им в открытую говорить, что уровень теоретический их еще недостаточен для того, чтобы самоуспокоенно почивать на лаврах, но что же делать, когда это так. Правда, каюсь, что зачастую сам я не объясняю предварительно, что такое «высокий уровень» для коммуниста, но сейчас попытаюсь обрисовать, что есть для меня «достаточный» теоретический уровень коммуниста.
Самое первое – это коммунист должен в совершенстве владеть марксистской теорией и методом. Во-вторых, он должен правильно и умело применять эту теорию и метод в борьбе. И, в третьих, он должен быть максимально компетентным в вопросах, за которые берется. Можно ли назвать компетентным тов. Воланда – этот вопрос им весьма болезненно воспринимается, так что постараюсь дать характеристику поподробнее его просчета. Есть у него такой недостаток – характеризуя прочитанное, он весьма часто впадает в восторженное состояние, особенно если в прочитанном содержится что-то для него новое и так же восторженно рекомендует то же самое к прочтению в качестве истины в последней инстанции Не всегда, но частенько с ним бывает, что прочитанное вовсе не заслуживает с точки зрения марксистов благожелательной рекомендации.
Конечно, выложив список ссылок на те вещи, прочтение которых он считал бы полезным, он в общем и целом сделал дело хорошее, но восторженное состояние его снабдило некоторые из ссылок не соответствующими комментариями. Так, статью С.М.Исхакова «Русская революция 1917 года и тюрки Центральной Азии» он представил как «более-менее подробное изложение политики Советской России в Центральной Азии в начальный период советской истории.»
1. Разберемся с автором
В связи с этим у меня возникли весьма обоснованные подозрения о некомпетентности тов. Воланда конкретно в данном вопросе, так как ни о чем подобном в статье речь не идет. Статья посвящена весьма узкому вопросу, а именно, функционирования местных буржуазно-националистических организаций в Туркестане в 1917 г-начале 1918 г. и их взгляду на национально-государственное устройство Туркестана в условиях буржуазной революции. В связи с тем, что автор сосредоточился на разоблачение одного тезиса: «В течение многих десятилетий в общественном сознании под влиянием советской историографии складывался устойчивый миф о чуть ли не изначальном сепаратизме тюркских народов.», он дает как раз очень и очень неполную (!) картину событий, не говоря уже о том, что, обвиняя советскую историческую науку во всевозможных грехах, типа «попытки втиснуть своеобразие этнополитической обстановки в Туркестанском крае под абстрактные стандарты классовой борьбы.» он решительным образом отказывается от классового анализа и представляет шушукание имущих классов Туркестана как «волю народов». А между тем, советская историография как раз никогда не обвиняла никогда среднеазиатские народы» в сепаратизме, а обвиняла в сепаратизме только буржуазно-феодальную верхушку. Этот выпад, вообще-то автору надо было бы отнести к современной российской историографии, которая на национальные окраины Российской империи вешает сейчас всех мыслимых собак. Еще один выпад автора против советской историографии по вопросу о численности и процентном соотношении населения Туркестанского края – дескать, точных цифр не привели. Но при этом же сам точных цифр также не приводит, склоняясь к данным Чокаева (на которого он постоянно опирается и похождения коего он постоянно описывает), хотя меня весьма интересует вопрос о том, с какой такой радости у того «по горячим следам» (насколько мне известно, проведением статистических переписей Чокаев не занимался, он занимался политикой) цифры точнее, чем у советских исследователей? По ходу статьи Исхаков многократно отпускает антисоветские перлы - хоть стой, хоть падай:
«Разрушение органичного единства Туркестана изображалось как "воплощение" в жизнь продекларированного большевиками права народов на самоопределение.» Было ли единство в «Кокандском правительстве», которое Исхаков рекламирует как «реальную попытку построения единого Туркестанского государства» и надо ли было прилагать какие-либо внешние силы, чтобы это единство разрушить, сам автор пишет в той же статье, не отходя от кассы: «в Туркестанском крае, с абсолютным преобладанием тюркско-мусульманского населения, необходимого единства в рядах местной духовной и политической элиты не было.». И ниже продолжает противоречить своей же пантюркистской версии: «Среди руководства автономного Туркестана были серьезные противоречия, разные ориентации - российская, германская, турецкая и др.» И, посвящая целую главу Кокандскому правительсту, как попытке тюркского единства, тут же опять утверждает, что «Анахронизмом выглядят утверждения, присутствующие до сих пор в научной литературе и средствах массовой информации, о панисламистских и пантюркистских устремлениях как туркестанских народов, так и вообще российских тюрок в 1917 г. и в годы гражданской войны.» Высказав эту мысль и выделив даже эту фразу в тексте, он к концу опять возвращается к своим пантюркистским баранам: «Для распространения советской власти серьезным препятствием был "туркестанизм", ощущение общности тюркских народов Туркестана. Чтобы сокрушить "туркестанизм", потребовалось разрушение многовековой этнической интеграции Центральноазиатского региона, для чего пришлось пойти на создание в 20-х годах соответствующих национальных республик.» Собственно говоря, что для СССР, что для Российской империи формы сепаратизма в Средней Азии не имели никакого значения – что сепаратизм отдельных народностей, что сепаратизм под флагом пантюркизма «скопом» сепаратизмом быть не прекращали, и тут получается, что автор, пытаясь доказать одно, доказывает совершенно другое и выдает доказательство наличия пантюркистских тенденций за отсутствие сепаратизма вообще. Очень распространенный «научный метод»… в среде простиутуированных «историков».
О компетентности автора, коего тов. Воланд избрал для «полного изложения» истории советской политики в Средней Азии, говорят еще пара противоречивых утверждений, которые приведены им самим непосредственно друг за другом, видимо, лишь по недомыслию и жгучему желанию лягнуть Советскую власть: фраза«Коканд был сожжен и разграблен отрядами Красной гвардии, дашнаков, частями Ташкентского гарнизона. Эта операция стала на деле не победой, а поражением Советской власти. В дальнейшем вместо достаточно лояльного к России Кокандского правительства, состоящего из европеизированных казахских и узбекских интеллигентов, она оказалась лицом к лицу с басмачеством, как верно писал большевик Г.И. Сафаров (Вольдин) в начале 20-х годов.» противоречит утверждению, что «Разгром Кокандской автономии ускорил дальнейшее продвижение большевиков в Центральную Азию и повлиял на судьбу других мусульманских государств в составе России, которых вскоре ожидала та же участь - "суверенных" советизированных республик.» Тут совершенно непонятно – было ли это по мнению автора поражением Советской власти, которая получила открытое противодействие части мусульманской верхушки, которая позже организовала басмаческое движение или же наоборот, успехом ее, способствовавшему установлению Советской власти на территории Туркестана. Понятно одно – разбираясь во внутренних интригах буржуазной и феодальной верхушки Туркестана (то есть между Тукрамус’ом и «Улема Джамияти», которые претендовали на власть), Исхаков в вопросах политики Советской власти и большевистской партии в Туркестане разбирается как богопротивное для мусульман животное в цитрусовых дарах аллаха…
2. Разберемся с историей
Само собой, автор не принимает и на дух классового анализа, а для марксиста полное и честное изложение вопроса буржуазным историком означало бы как минимум, элементы классового анализа хотя бы тогдашнего общества, не говоря уже о классовом анализе состава обеих организаций. В этом вопросе автор прибегает к откровенным умолчаниям, пытаясь подвести читателя к мысли, что все эти «правительства» и «комитеты» – суть сообщества… интеллигентов, которым тюркские народности вверили бразды правления и которые отняли подлые большевики-русификаторы: «В правительстве, состоявшее из высокообразованных и подготовленных кадров, оказались представлены основные тюркские народы края и национальные меньшинства.» - расписывает перед читателем элегические пасторали в восточных мотивах. Неудивительно, что он бежит от советской историографии, ибо последняя не оставляет и камня на камне от его лирических воздыханий. Вот что пишет «История Гражданской войны в СССР» по этому вопросу: «Два основных течения наметились в национальном движении восточных народов после Февральской революции: унитаризм и национал-федерализм. Унитаризм поддерживался мусульманской, преимущественно татарской торговой буржуазией и националистически настроенной интеллигенцией, требовавшими только объявления «национально-культурной автономии». Сторонники «национально-территориально-федеративных начал» представляли молодую национально-промышленную буржуазию… Решение о федерации и «национально-территориальной автономии было принято в Туркестане на первом и втором съездах мусульман. В этом решении отразился страх национальной буржуазии перед русской революцией, желание отгородить ее от себя.
Большевиков в Туркестане было сравнительно мало. Кроме того, многие из местных большевистских работников искажали линию большевистской партии в национальном вопросе, допускали грубые ошибки в подходе к коренному населению. Националистическим партиям – казахской «Алаш-Орде» и узбекской «Улеме» (имеется в виду «Улеме Джамияти» - А.Л.) – удавалось поэтому вести за собой значительные слои населения» (История Гражданской войны в СССР. М.: Гос.изд-во «История гражданской войны, 1936, Т.1, стр.210-211)
Таким образом мы видим, что даже изложение Исхаковым материала существенно искажает исторические факты. Например, он мало того, что умалчивает классовый расклад в верхушке туркестанской элиты, но и замалчивает национальный состав обеих организаций, для оправдания своих идей.
Исхаков передергивает, когда пишет «первое время Тукрамус лояльно относился к центральному Советскому правительству, надеясь, что оно урезонит туркестанских большевиков, провоцирующих межнациональную рознь между русскими и мусульманами.» -разумеется, речь не могла идти о политике всех туркестанских большевиков. Туркестанские большевики были на тот момент, безусловно, слабы, поэтому краевой съезд РСДРП безоговорочно поддержал меньшевиков. Скорее всего, его претензии относятся скорее к меньшевикам, которые занимали «патриотическую» позицию не только в вопросе о войне, но и в национальном вопросе.
Но и преуменьшать вес большевистской позиции в общественном сознании Туркестана также было бы опасно, поэтому автор сам себе опять-таки противоречит, указывая еще мотивы того, что даже буржуазные организации Туркестана некоторое время были лояльны Совнаркому, которые выглядят куда убедительнее надежды на «урезонивание местных большевиков»:
«Большевики также попытались привлечь Чокаева на свою сторону, предлагая ему войти в состав Туркестанского совнаркома в качестве председателя. Но он 1 ноября 1917 г. с двумя соратниками выехал из Ташкента в Самарканд, затем отправился в Коканд, Наманган, Скобелев, Маргилан, Андижан. В ходе поездки выяснилось, что мусульмане не согласны ни на какие действия под флагом свергнутого Временного правительства.»
«Русские рабочие и специалисты из числа социалистов говорили: "Пусть сами туркестанцы руководят железными дорогами, телеграфом, почтою...". Со всем этим нельзя было не считаться. (Выделено мной – А.Л.)»
Это - признание антисоветского автора в том, что эти «народные» представители фактически не имели никакой массовой поддержки и были вынуждены заигрывать с большевиками. Хотел бы Чокаев предпринять какие-либо действия против большевиков, да бодливой корове опять не дали рогов, на этот раз аллах поскупился… Между тем весьма скромно описана у Исхакова и деятельность Турккомитета, где его любимый Чокаев столь мирно заседал, а между тем стоило бы упомянуть, что Временное правительство, так и не решило ни одного насущного вопроса как в социальном, так и в национальном вопросах. Оно
- амнистировало участников националистических погромов в 1916 в ходе подавления казахского восстания, что весьма порадовало пострадавших от карательных действий и погромов казахов
- создало Турккомитет с правами дореволюционного генерал-губернаторства (вот вам и самоуправление, дикие азиаты!)
- оставило в неприкосновенности царский аппарат
- оставило государственным языком русский,
- оставило преподавание во всех школах только на русском языке
- оставило все национальные требования угнетенных народов до решения Учредительного собрания.
- даже 12-часовой рабочий день не был в Туркестане отменен.
Иными словами, Временное правительство продолжало политику царского правительства, дискредитируя в то же самое время и буржуазно-феодальную верхушку. В результате это и привело к тому, что в мусульманских массах возникла «почти фанатическая вера в русскую революцию 1917 года», что вылилась в создание Советской власти и ее двухлетнее существование в положении анклава, отрезанного от Советской России.
3. А что писала по этому поводу советская историческая наука
История Гражданской войны в СССР. М.: Гос.изд-во «История гражданской войны, 1936, Т.2, стр.157-164
Февральская: буржуазно-демократическая революция не внесла никаких изменений в положение народов Средней Азии — узбеков, казахов, киргизов, таджиков, туркмен.
В апреле 1917 года Временное правительство направило в Туркестан в качестве высшей краевой власти так называемый Туркестанский комитет во главе с бывшим членом Государственной думы кадетом Щепкиным.
После сформирования коалиционного Временного правительства Туркестанский комитет несколько изменил свой состав: из кадетского он стал меньшевистским. Но линия его поведения осталась прежней.
В своей контрреволюционной деятельности Туркестанский комитет опирался не только на меньшевиков и эсеров, бывших царских чиновников, белогвардейцев, но и на буржуазно-националистические организации «Шуро-Исламия» и «Улема», возникшие в марте 1917 года.
«Шуро-Исламия» являлась партией узбекской националистической буржуазии. «Улема» объединяла мусульманское духовенство, полуфеодалов-помещиков и крупную националистическую буржуазию.
«Шуро-Исламия» и «Улема» неоднократно выражали свою преданность Временному правительству. Туркестанский комитет не разрешил ни одного из коренных вопросов революции. Национальный гнет не был уничтожен, он только принял, как указывал Сталин, новую форму, более утончённую и потому более опасную.
Аграрный вопрос также не был разрешён. Положение рабочих оставалось таким же, как и до революции. В сентябре 1917 года рабочие Туркестана продолжали работать по 12 часов в сутки, в то время как во всей стране рабочий класс уже давно завоевал 8-часовой рабочий день.
Трудность борьбы усугублялась тем, что почти вплоть до конца 1917 года в Туркестане не была создана самостоятельная большевистская организация. Отдельные группы большевиков Ташкента, Самарканда, Перовска, Новой Бухары и т. д. входили в объединённую организацию РСДРП. II краевой съезд РСДРП, который происходил в Ташкенте с 21 по 27 июня, был преимущественно меньшевистским по своему составу и вынес резолюцию о доверии Временному правительству.
Большевики Ташкента не имели своего печатного органа. Они принуждены были печатать свои статьи в органе РСДРП «Рабочее дело», находившемся целиком в руках меньшевиков. Меньшевики часто под разными предлогами не помещали в газете статей большевиков.
Товарищ Свердлов дал туркестанским большевикам директиву, полученную ими через оренбургских большевиков, — расколоть во что б и то ни стало «незаконное сожительство» большевиков с соглашателями.
Но директива Свердлова очень долгий срок оставалась невыполненной.
Влияние большевиков на массы быстро росло. Сильная группа большевиков создалась в Коканде. Во главе этой группы стоял Е. П. Бабушкин — большевик с 1903 года, председатель Кокандского Совета рабочих и солдатских депутатов.
Значительную работу внутри объединённой социал-демократической организации вели самаркандские большевики.
В Новой Бухаре к моменту Октябрьской революции существовала группа большевиков, которой руководил Полторацкий, погибший впоследствии от руки эсеров в 1918 году.
Во главе ташкентских большевиков стояли А. Першин — рабочий среднеазиатских железнодорожных мастерских и Н. Шумилов — слесарь бородинских мастерских, председатель Ташкентского Совета в 1918 году.
Большевики Туркестана опирались в своей работе на так называемые «Иттифаки» — союзы трудящихся мусульман.
В марте 1917 года в Скобелеве (ныне Фергана) озникли первая организация трудящихся мусульман; потом подобные же организации были созданы в Ташкенте, Самарканде, Коканде, Маргелане, Катта-Кургане, Ходженте и других городах. Возникали эти союзы в большинстве случаев по инициативе мобилизованных царским правительством в 1916 году на тыловые работы рабочих и бедноты. Вернувшись в Туркестан, они создали инициативную группу бывших мобилизованных рабо чих и обратились с призывом образовать союзы трудящихся В своём обращении инициативная группа писала, что
«ставит себе задачей создать из бедных и трудящихся, из татар и сартов трудовую семью, которая усилила бы рабочий класс в его борьбе с капиталом и помогла бы создатьновую жизнь на истинно-демократических началах».
Многие из мобилизованных рабочих и дехкан прошли в России большую революционную школу и были связаны с большевистской партией и русскими рабочими.
В первый период своей деятельности «Иттифаки» находились ещё под сильным влиянием меньшевиков. Но постепенно они освобождались от этого влияния и всё теснее связывались с большевиками. Вместе с большевиками они выставили общий список в органы местного самоуправления и в Учредительное собрание и помогали бороться в Советах с соглашателями. Между союзами трудящихся мусульман и буржуазно-националистическими организациями «Шуро-Исламия» и «Улема» борьба с каждым днём всё усиливалась. Это лучше всего опровергало «теории» буржуазных националистов об отсутствии классовой борьбы в Туркестане, о равенстве всех мусульман, а также их лозунг: «Мусульмане, объединяйтесь!».
После ликвидации корниловщины революционная борьба трудящихся Туркестана вступила в новый этап. В сентябре 1917 года в городах то и дело вспыхивали стачки рабочих. Бастовали рабочие хлопковых, маслобойных и мыловаренных заводов. Они требовали повышения заработной платы и введения 8-часового рабочего дня. В забастовках участвовали рабочие Ташкента, Самарканда, Намангана, Андижана и других городов. Конфликты возникли па маслобойных заводах в К'атта-Кургане и в Новой Бухаре.
В кишлаках аграрное движение вылилось в борьбу за землю и воду.
Усилилось и революционное движение в армии, в частности среди гарнизона Ташкента.
Но наиболее ярким показателем нарастания революционного кризиса были так называемые «сентябрьские события» в Ташкенте.
После корниловщины ташкентские большевики развернули большую работу под лозунгом «Вся власть Советам!».
Краевой Совет рабочих и солдатских депутатов, как и Ташкентский Совет, находился в руках меньшевиков и эсеров. 11 сентября 1917 года на совещании краевых демократических организаций большевики Ташкента внесли предложение объявить данное совещание революционным комитетом и передать ему всю полноту власти. Предложение было отклонено. Большевики вновь выдвинули это же предложение на заседании Исполкома Ташкентского Совета, где присутствовало много рабочих и солдат.
Председатель Исполкома Ташкентского Совета и его заместитель (оба правые эсеры) в виде протеста против выступления большевиков подали заявление о снятии с себя полномочий и покинули собрание. После их ухода Исполком Совета впервые принял большевистскую резолюцию с требованием создания
ревкома и устройства общегородской демонстрации трудящихся под лозунгом: <(Вся власть Советам!».
Туркестанский комитет Временного правительства, получим сведения о готовящемся по призыву большевиков выступле-нии масс, тотчас же примял решение о запрещении всяких митингов в дни 12—15 сентября. Но никакие запреты Туркестанского комитета не могли уже остановить движение масс. В день 12 сентября трудящиеся Ташкента стихийно вышли на улицу. В бывшем Александровском парке собрался многотысячный митинг. На митинг с фабрик и заводов шли рабочие, из казарм -- солдаты. Речи большевиков встречали горячую поддержку всех собравшихся. С пламенными речами на митинге выступали рядовые его участники — рабочие и солдаты. Митинг принял резолюцию большевиков о переходе власти к Ташкентскому Совету и о создании временного революционного комитета, который тут же был избран в составе 14 человек (5 большевиков, 5 эсеров, 2 меньшевика, 2 анархиста).
Таким образом, несмотря на решение о переходе власти к Советам, большевики в ревкоме оказались всё же в меньшинстве. Оценивая в своей статье сентябрьские события и Ташкенте, Сталин указывал, что там удалось создать единый революционный фронт на базе требования о переходе власти к Советам. Но весь ход дальнейших событий, подчеркнул Сталин, зависел от того, кто возглавит и будет направлять этот временно создавшийся единый революционный фронт— большевики или «левые>> эсеры, входившие в ревком..
Большевикам Ташкента не удалось стать вожаками в ревкоме и разоблачить колебания и половинчатость позиции эсеров. Это и предопределило дальнейший ход событий,
«Сентябрьские события» в Ташкенте несомненно показали, что в массах произошёл решающий перелом в сторону большевиков. Одна из важнейших национальных окраин страны вплотную подошла к вооружённому восстанию. Но «сентябрь ские события» не означали, конечно, фактического перехода власти в руки Совета.
Избрание ревкома повергло контрреволюцию Ташкента в большое беспокойство. 12 сентября в 5 часов вечера на срочном совещании Туркестанского комитета совместно с представителями Краевого Совета и командующим войсками генералом Черкесом решено было немедленно арестовать ревком. Черкес окружил при помощи юнкеров и роты прапорщиков «Дом свободы», где одновременно заседали и ревком и Ташкентский Совет.
Ташкентский Совет в это время выбирая новый Исполком, в большинстве своём «лево»-эсеровский. Черкесу удалось арестовать членов ревкома и отправить их в тюрьму. Когда известие об аресте ревкома дошло до присутствующих на заседании Совета рабочих и солдат, они потребовали объяснений и немедленного освобождения членов ревкома.
Возмущение собрания демагогической речью Черкеса было настолько велико, что в него полетели камни и табуретки. Черкес вынужден был позорно убежать с собрания. Всю ночь он прятался в канаве, а затем был арестован.
Солдаты 1 и 2-го запасных сибирских полков, узнав об аресте членов ревкома, готовились к выступлению, угрожая разгромить тюрьму и выпустить арестованных. Испуганные соглашатели вынуждены были пойти на уступки и освободить ревком, который возобновил свою деятельность.
Растерянные руководители соглашательского Краевого Совета бежали в Скобелев, чтобы там, получив поддержку, перейти в наступление против революционного Ташкента.
Туркестанский комитет запросил помощи у Временного правительства, а сам стал готовиться к подавлению выступлении вооружённой силой.
Ревком и новый состав Исполкома провели ряд мероприятий по укреплению своей власти, но никаких решительных действий для подавления и разоружения контрреволюционных сил они не предприняли.
К 16 сентября положение в городе изменилось. Пришла телеграмма Керенского, оценивавшая поведение Ташкентского Совета как преступное. Керенский требовал в 24 часа подчиниться местным представителям Временного правительства и открыто угрожал «захватчикам власти» наказанием <<по всей строгости закона».
Телеграмма сообщала также о посылке в Ташкент карательной экспедиции. Грозный «приказ» Керенского вдохновил притаившиеся, но готовые броситься в бой силы контрреволюции. Белогвардейцы начали вооружать «верные» части. В ожидании прибытия карательного отряда Туркестанский комитет вступил в переговоры с Исполкомом Ташкентского Совета. Чтобы выиграть время, глава Туркестанского комитета меньшевик Наливкин подписал 18 сентября соглашение с Исполкомом Совета, гарантировавшее «неприкосновенность лиц и частей, участвовавших в последних событиях» и настаивавшее на отмене присылки карательной экспедиции в Ташкент.
Туркестанский комитет не выполнил соглашения. 20 сентября в 4 часа дня в Ташкенте, в знак протеста против прибытия
карательной экспедиции, началась всеобщая забастовка ра бочих. Бастовали все предприятия, железнодорожники, стояли трамваи, не работала электростанция. Город погрузился но мрак. В ответ Туркестанский комитет объявил город на военном положении.
Но все усилия трудящихся задержать карательную экспедицию ни к чему не привели. 24 сентября она прибыла в Ташкент. Во главе экспедиции стоял генерал Коровиченко. Контрреволюция встретила карателя с большой торжественностью, а пролетариат почти всех предприятий Ташкента продолжал объявленную 20 сентября забастовку.
26 сентября генеральный комиссар Временного правительства Коровиченко издал приказ о предании военному суду членов ревкома, избранных 12 сентября, организовал комиссии! по расследованию действий ревкома и Ташкентского Совета, запретил собрания и митинги. Казаки окружили «Дом свободы», произвели обыск, забрали кассу и делопроизводство Ташкентского Совета и Исполкома.
Коровиченко обещал снять военное положение, если всеобщая стачка закончится. Меньшевики и эсеры пошли на еры и забастовки, о чём 27 сентября объявил стачечный комитет. В тот же день забастовка была прекращена, но борьба пролетариата и дехкан не только не кончилась, но ещё в большей мере обострилась.
Рабочие-железнодорожники организовали в Ташкенте и других городах Узбекистана боевые вооруженные дружины, что явилось началом организации Красной гвардии. Снова началась волна забастовок в Ташкенте, Коканде и других городах Туркестана. Забастовали рабочие и служащие типолитографий Самарканда. Бастующие рабочие предъявили требование о повышении заработной платы на 50%. Такие же требования предъявили рабочие владельцам типографий «Земли и воля», «Печатник» и «Идеал».
Предприниматели отказывались платить бастующим рабочим, эсеры поддерживали ташкентских предпринимателей в этом вопросе. Общее собрание рабочих печатного дела в Ташкенте выразило недоверие эсеровским руководителям.
Крайнее обострение взаимоотношений между большевиками и правыми эсерами с предельной ясностью выявилось на II краевом чрезвычайном съезде Советов рабочих и солдатских депутатов Туркестана, созванном по инициативе большевиков 29 сентября. Съезд должен был разрешить вопросы о ташкентских событиях, выборах краевого Совета и подготовке к Учредитель ному собранию.
II съезд Советов Туркестана проходил в тяжёлых условиях. Карательная экспедиция находилась в Ташкенте. Правый эсер Чайкин в течение нескольких дней делал всё, чтобы сорвать съезд. На съезде он держался с большой наглостью и открыто блокировался с «Улемой». Но, несмотря на старания Чайкина, он должен был сознаться, что
«представители Ташкента, возглавляемые членами бывшего революционного комитета, увлекли за собой часть иногородних»
На съезде выступила организованная, но всё же малочисленная группа большевиков.
Делегаты съезда помнили наказ своих избирателей и не поддавались на удочку эсеров. Делегаты Кушки получили от общего собрания гарнизона и рабочих наказ, который они должны были отстаивать на съезде:
«1) «Вся власть Советам!», 2) до окончания войны ни одного солдата не отпускать, а если отпускать, то с оружием в руках, 3) ввиду кризиса продовольствия взять все ценности из церквей, на которые приобрести продовольствие». Правые эсеры во главе с Чайкиным в предложенной резолюции требовали осуждения действий ревкома за сентябрьское выступление. Они настаивали, чтобы бывшие члены ревкома не участвовали в голосовании этой резолюции, когда же съезд не согласился с ними, они демонстративно покинули зал заседаний.
Большевик Полторацкий присутствовал на съезде от Новобухарского Совета рабочих и солдатских депутатов. Отмечая отношение правых эсеров к членам бывшего ревкома и Исполкома и их требование создать следственную комиссию для разбора, Полторацкий сказал, что судьями революции «не могут быть те, кто были её палачами».
Большевики на краевом съезде Советов рабочих и солдатских депутатов вели ожесточённую борьбу с меньшевиками и эсерами, разоблачали их предательскую политику; часть делегатов съезда с большим вниманием прислушивалась к выступлению большевиков и их поддерживала.
В течение октября обстановка в городе обострилась до крайних пределов. Все предприятия и части гарнизона выносили резолюции с протестом против действий карательной экспедиции и с требованием перехода власти к Совету.
18 октября Ташкентский Совет рабочих и солдатских депутатов созвал расширенное совещание представителей рабочих организаций, полковых комитетов и профсоюзов города. На повестке дня стояли обсуждение политического момента и
выработка наказа представителю на II Всероссийский съезд Советов. Протестуя против действий Коровиченко, Совещание требовало от Туркестанского комитета: 1) отмены смертной казни, освобождения арестованных членов Ташкентского Совета; 2) передачи всей земли земельным комитетам; 3) введении общественного контроля над производством; 4) заключении на всех фронтах перемирия; 5) созыва в назначенный срок Учредительного собрания.
Выступавшие ораторы требовали взятия власти Советами.
Оживлённые прения открылись на совещании по вопросу о выработке наказа делегату II Всероссийского съезда Советов. Большевики настаивали на том, чтобы в наказе было указано, что вся власть должна перейти к Советам, так как в противном случае само Учредительное собрание не будет созвано. Власть Советов должна оставаться на местах и после созыва Учредительного собрания. Резолюция большевиков была принята большинством 89 против 4 при 6 воздержавшихся.
Ташкентский Совет был завоёван большевиками.
Решительная вооружённая борьба за власть Советов в создавшихся условиях была неизбежна. Временное правительство, сосредоточив в Ташкенте значительные вооружённые силы, надеялось потопить в крови выступление трудящихся Ташкента и тем дать «поучительный» пример своей силы рабочим всей России. По и эта «ташкентская ставка» контрреволюции была бита, как и все другие ее попытки надушить революционное выступление масс вооружённой силой.
Исполком Ташкентского Совета просил помощи у собирающегося II съезда Советов. Рабочие энергично вооружались, росли отряды Красной гвардии.
Увы, находясь в капиталистическом окружении, в том числе и информационном, мы будем все равно в той или иной мере пользоваться работами буржуазных историков, потому что далеко не все вопросы были подробнейшим образом разобраны в советское время, но все же советская наука дает нам некоторое подспорье, базу, которой мы обязаны воспользоваться. К сожалению, тов. Воланд, плоховато разбираясь в истории, не счел нужным перед рекомендацией статьи заглянуть в другие источники и в определенной части пошел на поводу у буржуазного националиста, который написал статью в оправдание своей позиции, обращаясь с историей и логикой с легкостью необычайной.
Выдавание этой стряпни за науку не красит ни Исхакова (коли он считает себя ученым), ни Воланда (коли тот считает себя марксистом).
А.Лбов